ПОВЕДЕНЧЕСКИЙ КОНФЛИКТ. ЧАСТЬ I.

Начинаю публикацию продолжительной  лекции Эндрю Маккея и Стива Татама перед командованием и офицерами спецподразделений Великобритании и Соединенных Штатов. Лекция прочитана по материалам одной из самых влиятельных книг по военному делу, теории и практике конфликтов “Behavioural  Conflict. Why Understanding People and their Motivations Will Prove Decisive in Future Conflict», изданных за последние годы.

Генерал-майор Эндрю Маккей проходил службу в Северной Ирландии, Боснии, Косово, Ираке, Ливане и Афганистане. В настоящее время возглавляет Complexas – военно-разведывательно-консультативную компанию, ориентированную на Азию и Африку. Один из самых авторитетных на Западе боевых командиров.

Командор Королевских ВМС С.Татам служил в Сьерра-Леоне, Ираке и Афганистане . Доктор наук по трем направлениям: международные отношения, философия и исследование операций, включая системный анализ. Преподает в Кембриджском университете и на специальных курсах для офицеров Великобритании, США и НАТО. Автор популярных книг.

Перевод осуществил  Аttiks1972, а моя дочь Александра сделала литературную редакцию.

Поведенческий конфликт от  генерала до cержантского состава: сложность, адаптация и влияние.

«Для того чтобы вооруженные силы  соответствовали стоящим перед ними новым целям и задачам, необходимо, чтобы  командиры  и личный состав,  включая как военных, так и гражданских лиц,  отвечали особым требованиям ведения контр-террористических операций.»

ПРОЛОГ.

В конце декабря 2007 десантно-диверсионный отряд морской пехоты из 40 человек патрулировал в безлюдной области к югу от Дамбы Каджаки.  Там  они  натолкнулись на одинокого фермера, сеющего что-то в поле. С учетом ситуации  в регионе и того факта, что  местное население давно бежало из-за непрекращающихся боевых действий, это было событием достойным расследования. Сезон посева заканчивался. Тем не менее,  этот человек рискнул начать посевные работы.  Сначала пе6хотинцы предположили, что он сажал мак. Однако но это предположение оказалось совершенно неверным.  На самом деле он сажал пшеницу и хорошо знал, как поздно он это делает.

Его ответ на очевидный вопрос «почему?» удивил командира патруля. Фермер сообщил, что из-за убийства Беназир Бхутто двумя или тремя днями ранее, он понял, что цена на пшеницу должна подняться, и хотел использовать это в своих интересах. Таким образом, перед пехотинцами оказался человек, которого, вероятно, можно считать  одним из беднейших в мире. Однако, он принял стратегическое, в его терминах, решение, основанное на знании мировых событий, далеко от него отстоящих.

Данная  работа исследует то, как мы можем влиять на человека, подобного встреченному. Как мы можем  менять его поведение в ходе конфликтов, в которые страна уже вовлечена, и в которые она окажется вовлечена  в будущем.

ВВЕДЕНИЕ.

В октябре 2009 Министерство обороны Великобритании опубликовало первую совместную доктрину по безопасности и стабилизации. Названная «JDP3-40, Безопасность и стабилизация: решение военных задач», доктрина стремилась ясно сформулировать общие приоритеты и принципы стабилизации государств с неустойчивыми режимами. Она  описывает процессы, которые имели бы место во время, или сразу после конфликта и направлена на поддержку  слабого или несостоявшегося государства, стоящего перед  серьезными  вызовами его власти: от обычной преступности до  полноценного мятежа.

Как  отмечается в Стратегии по национальной безопасности Великобритании 2008 года, «начиная с конца холодной войны, произошло изменение международной обстановки. Противостояние между двумя противоборствующими центрами власти было заменено на более сложный и непредсказуемый набор отношений». В будущем эта сложность может выразиться в форме  Гибридной  Войны.

Эти два документа указывают на модель  и вероятную природу британских военных операций в будущем и на те сложности и неопределенности, с которыми они столкнутся. Похоже, недостатка в так называемых «Черных лебедях», не будет.

В этой работе  мы утверждаем, что военные операции Великобритании за прошедшие 15 лет определялись возросшим уровнем непредсказуемости и сложности. Специфические особенности были характерны для ситуации в Северной Ирландии, Боснии, Косово, Сьерра-Леоне, Ираке и Афганистане. И хотя ситуации в Боснии и Косово, казались чрезвычайно сложными, но, оборачиваясь назад,  по сравнению с проблемой Афганистана, становится понятно, что это были проблемы меньшего порядка. Но есть одно очевидное исключение – сегодня каждый бывший театр боевых действий постепенно стабилизируется, хотя еще недостаточно хорошо, на разных уровнях и сталкиваясь с серьезными трудностями, многие из которых еще впереди. При этом ряд комментаторов полагают, что Афганистан может не попасть в этот тренд.

Интересно, что каждая предыдущая кампания последовательно демонстрировала общую тенденцию: использование войск, обладающих большой ударной мощью само по себе недостаточно, чтобы разрешить конфликт. Это резко контрастирует с  ходом войны  на Фольклендах в 1982 году (последняя война, которая непосредственно угрожала Британской территориальной целостности и, возможно, последняя в проведении и планировании которой активно участвовали британские политики из правительства ), а также с войной в Персидском заливе 1991 года, которая, как мы покажем далее, была последним конфликтом эпохи индустриализма для британских Вооруженных сил.

Нынешние конфликты происходят в век информации, где каждое событие может быть  непосредственно изучено и где события тактического характера могут часто  и неожиданно вторгаться  в область стратегии. Это  то,  что американский  адмирал  Артур Себровски, прежний руководитель Управления реформирования ВС США, назвал “самым важным изменением, с которым мы [американские вооруженные силы] столкнулись”.

Уровень участия британских военных в конфликтах информационной эпохи является предметом обсуждения, равно как и уровень политического и общественного внимания, который они могут привлечь. Однако современный опыт показывает, что роль вооруженных сил  будет и впредь оставаться  важной. Будучи хорошо дисциплинированными и организованными подразделениями, обладая большим потенциалом,  вооруженные силы имеют уникальную возможность быть использованными в тех  обществах, где трудно функционировать  гражданским структурам и неправительственным организациям  или где эти структуры вынуждены функционировать неэффективно, например, из-за ограничений в их деятельности.

Военное вмешательство не должно быть чрезмерно силовым. Мы действительно, полагаем, что несиловое  воздействие станет все более и более важным во влиянии на поведение людей.  Но чтобы это произошло, нужно более разумное и эффективное его применение, чем это имело место ранее.

Цель этой работы, таким образом, состоит в том, чтобы привлечь внимание к определенным изменениям  в стратегии, управлении и образовании, которые необходимы  для проведения поведенческого конфликта. Мы полагаем, что вооруженным силам  необходимо понять, в частности,  как эффективно соединить силовое (физические способы воздействия) и не силовое воздействие (психологические и социальные способы воздействия), имея целью осуществить серьезный поведенческий прорыв, для того, чтобы результаты могли стать более ощутимыми.

Было бы несправедливо предполагать, что это до настоящего момента  еще не использовалось британской военной доктриной. Глава 1 JDP0-01, Британской оборонной доктрины, например, дает определение Мягкой и Жесткой силы. Она, в частности,  заявляет: «История демонстрирует, что Мягкая сила обычно медленнее, более рассредоточена и более тяжела в управлении, чем Жесткая сила, хотя ее применение  часто более дешево, и эффекты от ее применения могут быть более устойчивыми. Две силы (Жесткая и Мягкая), возможно, должны использоваться вместе».

То же касается и  JDP3-40. Пока это четко сформулировано лишь в теории и нас беспокоит то, что данный тезис еще не  нашел своего применения на практике.  Мы полагаем, что необходимы серьезные изменения по адаптации и внедрению, чтобы превратить теорию Мягкой силы в структурированную, имеющую влияние военную деятельность, отвечающую потребностям текущих  и будущих операций.

Влияние и  Восприятие

«Одержать сто побед в ста сражениях не является наивысшим мастерством. Подчинить врага без борьбы – вот что есть настоящее искусство».

Сунь Цзы

Главным в нашем тезисе является  необходимость сместить влияние от периферии командного  мышления  к его эпицентру. Австралийский эксперт по Антитеррористической деятельности  Дэвид Килкуллен объясняет: «как правило, мы сначала планируем силовые операции, а затем проводим  информационные операции по их поддержке, чтобы объяснить наши действия.  Аль-Каида подходит к этому с другой стороны. При всем нашем профессионализме, по сравнению с врагом, наша общедоступная информация – вчерашний день. В военных терминах для Аль-Каиды  «информация – главный объект», для нас «информация – поддерживающий фактор».

Французский стратег антитеррористической деятельности  Давид Гaлула, возможно, более точен: «Если и была область, в которой мы были определенно и бесконечно глупее, чем наши противники, то это – пропаганда».

Чтобы быть ясным, мы не считаем, что пропаганда – ключ к успеху в будущем конфликте. Само слово очень спорно и вероятно неразрывно связанно с  тоталитарными режимами XX века и с эрой, когда даже нетоталитарное государство могло эффективно управлять общественным мнением (или, по крайней мере, эффективно подавлять его определенные элементы).

Однако слова Галулы привлекают наше внимание по ряду обстоятельств. Прежде всего, ясно, что проблемы, которые стоят перед британскими вооруженными силами с 2009 г., подобны тем, с которыми столкнулись  французские вооруженные силы во время  гражданской войны в Алжире,  более чем 50 лет назад.  Там имело место  хорошо организованное и быстро приспосабливающееся к изменениям, сопротивление.

Кроме того,  пропаганда происходит от латинского глагола  «propagare». Он означает посадку побегов растения в землю для воспроизведения и будущей жизни. Мы полагаем, что это весьма разумная аналогия для продвижения и роста новых идей и ценностей и, в особенности, для использования потенциала влияния с целью достижения целей.

Цель любого военачальника  уменьшить потребность в жесткой военной силе и особенно там, где непредвиденные потери являются тяжелой платой за продвижение вперед. Джонсон-Карти и Коупленд отмечают: «такая нелогичная тенденция часто затеняет  конструктивную роль социального влияния в современной жизни».

Обратите внимание на кампанию  по информированию общественности, связанную с деятельностью Красного Креста (ICRC). Конечно, никто не предлагает, чтобы такие общественно  важные дела  осуществлялись в социуме  самопроизвольно. Стоит обратить внимание на тот энтузиазм, который может породить  коммуникация между социумом и военными. Так Джонсон-Карти и Коупленд указывают: «Факты информируют; эмоции вдохновляют». Или другими словами, эмоции, вызванные Мягкой силой, могут быть чрезвычайно убедительными, когда применяются в правильных условиях и для соответствующей  аудитории.

Какое все это имеет отношение к текущей военной обстановке? Вот такое. Мы твердо уверены,  что в текущих и будущих сложных условиях окружающей обстановки британские вооруженные силы должны учиться  как можно быстрее, как  должным образом и осмысленно воздействовать на то окружение, в котором они находятся.

Современный конфликт требует, чтобы мы могли начать поведенческое изменение у воюющего противника, у населения, со стороны которого  армия противника получает поддержку,  и у тех, кто находится у власти в регионе военных действий или стремится ее получить. Мы предлагаем три аргумента в поддержку этого утверждения:

Во-первых, вооруженные  силы представляют собой  дорогой актив, и британский налогоплательщик справедливо требует лучшего соотношения цены и качества. В сложной финансовой обстановке с учетом возрастающих потребностей сектора  социальных услуг запросы вооруженных сил  должны  быть реалистичны. Может случиться так, что в будущем оборонное ведомство  будет не в состоянии провести полный спектр военных операций, которые оно проводило в прошлом. Министерство обороны может либо плакать и сожалеть, либо  адаптироваться. Мы верим, что оно  приспособится и что при этом  необходимо и желательно, чтобы уже сейчас оно задумалось  о невоенных методах сдерживания противника и победы над ним. Проблема сдерживания будет затронута позже, но это непременное условие: предотвращение конфликта намного более желательно, чем вовлечение в него. Влияние и та роль, которую оно играет при изменении  поведения, могут серьезно повлиять на то, как  операция  планируется, как она развивается и поддерживается, и поэтому такое влияние  является  главным при ее проведении.

Во-вторых, общественное мнение  может иметь долгосрочное и решающее влияние  на характер и успех внешней политики и военных операций. Доведение информационных сообщений до целевой аудитории с тем, чтобы осуществить соответствующее изменение в поведении конкретных политических объектов, может оказаться определяющим в будущих конфликтах по сравнению с бомбардировками и обстрелами. Ни гражданские лидеры, ни военачальники не могут позволить себе игнорировать общественное мнение поскольку, особенно во внешней политике, это  мешает проведению операций.

В результате формирования мнения, что для многих в мире ведет к формированию восприятия действительности, люди будут делать выбор. Наша задача заключается в том, чтобы эти люди сделали «правильный» выбор. В Афганистане и, возможно, в будущих конфликтах  ключевой функцией, которую должны выполнять военные вместе с гражданскими лицами, должно стать о подталкивание людей к  совершению сознательного или неосознанного  выбора.

В-третьих, влияние это понятие  хорошо известное другим государственным ведомствам (OGDs). Все государственные департаменты заинтересованы в оказании влияния, и это  могло бы быть средством  для объединения межправительственной деятельности, той деятельности, которая выглядит  намного менее пугающей, чем общепринятые военные методы. Это важно поскольку, хоть вооруженные силы и продолжат играть определяющую роль в будущих комплексных операциях, но, как мы  отмечали  ранее, долгосрочные решения не могут быть достигнуты  путем применения оружия.

Бывший британский посол сэр Кристофер Мейер отметил: «координация действий между солдатом, сотрудником гуманитарной миссии и дипломатом практически отсутствовала».  Это позволяет предположить, что так называемый комплексный подход все еще не стал методологией пригодной для использования. То, что, по крайней мере, привлекало в комплексном подходе, и то,  что было обещано, так и не привело к получению  обещанных результатов.

Опыт говорит нам, что восприятие формируется  на основе  различных  источников. Иногда они могут быть основаны на собственном опыте,  но очень часто это не так. Они могут быть сформированы в результате взаимодействия в пределах сложных социальных сетей, семьи, племени, этнической группы, религии. Они могут быть сформированы в результате взаимодействия в пределах новой информационной среды, блоггеров, YouTube, сайтов и социальных сетей. Или, как мы узнали из Афганистана, они могут брать свое начало из других источников, насчитывающих  несколько веков, таких как Совет религиозных деятелей, Совет старейшин, предсказания, и нормы поведения, такие как Паштунвали.

Что мы действительно знаем, это то, что афганцы по сути своей  прагматики. Их отношение вырабатывалось на основе конфликтов, географического положения и религиозных ценностей. Мало кто хотел бы, чтобы вернулись времена правительства Талибан с его бесчинствами в период до 2001 года.

Таким образом, Афганистан внутренне готов, исходя из собственных интересов, интересов Великобритании, а также интересов региональной и глобальной безопасности, воспрепятствовать возвращению  крайне непопулярного бывшего правительства талибов. Действительно, мятеж уникален  тем, что это единственный случай,  когда он осуществляется предыдущим правительством страны. Без сомнения,  это должно сделать задачу Запада концептуально легче. Все что необходимо сделать  – это противодействовать, и в итоге устранить социальную поддержку Талибана.

И все же его осуществление без учета реалий окружающей обстановки было бы, конечно, чрезвычайно сложно. На земле так пострадавшей от конфликта подталкивать прагматиков в определенном направлении, заставляя их сделать наилучший выбор, –  проще сказать, чем сделать. Впоследствии мы узнали, что наш враг (в Афганистане, мы, возможно, напрасно относили его  к одной группе, которую мы называем Талибаном) также  сделал свой выбор.

Для несгибаемого идеолога единственной целью конфликта является изгнание «неверного захватчика»  из мусульманских земель.

Но в ‘Талибане’ не все являются идеологами: молодые люди, не имеющие собственности, наркобароны и преступные группы – все сплелись воедино, и все делают выбор в соответствии с уровнем своих  проблем: от отпора иностранцам, до решения проблем с бедностью, борьбы за власть и наркотрафик.

В обстановке тяжелой нужды и безнадежности Афганистана такие люди (из прагматических соображений) могут сделать любой выбор, если то, что предлагается, будет лучше чем то, что они уже имеют.

Восприятие – сильно мотивирующее обстоятельство для осуществления выбора. Это важно. То, что могло казаться коалиционным силам  глубоко неразумным поведением,  может  быть полностью рациональным для местного населения. В равной мере то же относится и к  поведению местного населения:  то, что кажется им вполне рациональным, может представляться нам полностью иррациональным. Последствия этого очевидны – наше собственное восприятие может быть глубоко неправильным, что, в свою очередь, может привести к принятию неверного решения.

Будучи  идеологами, нацеленными на долгосрочный результат, мы знаем, что командиры Талибана очень хороши в принятии интуитивных решений. Они оттачивали навыки на протяжении многих лет борьбы с врагом,  один из которых приходил на смену другому. Так как  войска объединенной коалиции  – ISAF в сущности, не создают новых военных проблем, отличных от тех, которые представляла собой  Советская Армия. Они могут позволить себе полагаться на интуицию и на быстрое принятие решений, а не на долгосрочные стратегические планы.

Все же, если мы рассматриваем идею навязывания сложного выбора командирам Талибана как часть нашего оперативного плана, мы должны быть в состоянии замедлить  их процесс принятия решений, возможно, принудить к коллегиальному способу принятия решений, посеять нерешительность, и, таким образом, вбить  клин между представителями умеренной и непримиримой оппозиции.

Такое понятие иногда упоминается как рефлексивный контроль: врагу предлагается набор заранее  продуманных вариантов и его подталкивают  к принятию такого  просчитанного решения,  которое может быть предсказано заранее и поэтому использовано к наибольшей выгоде. Дополнительно  к этому необходимо замедлить или лишить Талибан способности адаптироваться. Как  писал Джошуа Купер Рэмо  относительно  Хезболлы, они  уделяют мало внимания  успеху, но концентрируются на неудачах.